В последние годы празднование «Дня чекиста» весьма неплохо иллюстрировало общую ситуацию в стране – в открытии очередного памятнику «Железному Феликсу» принимали участие ветераны КГБ и представители РПЦ; на банкетах поднимали тосты за основателя ВЧК Феликса Дзержинского и шефа жандармов Александра Бенкендорфа; на одной сцене выступали казаки и ансамбль Минобороны. Всё это вряд ли бы оценили наши предки, но такая диковато-нелепая картина, попытка сочетать разные символы и смыслы, создавала образ национального примирения, ощущение того, что Гражданская война закончилась.
В первые месяцы советской власти большевики могли позволить себе красивые жесты. Человеческая жизнь тогда ценилась дёшево, но на рубеже 1917-1918 гг. даже у царского генерала были шансы выйти из ЧК «под честное слово». Уже через несколько месяцев красный террор развернулся вовсю – эйфория прошла, часть противников большевиков не собиралась молча наблюдать за крушением своего мира. Как и во всех других конфликтах, историю Гражданской войны писали победители. В итоге, у сотен миллионов людей по всему миру был создан образ бравых чекистов, которые и заговор послов могут раскрыть, и агентурную сеть «беляков» разоблачить. Нельзя сказать, что советская госбезопасность работала неэффективно (одна операция «Трест» чего стоит), но образ ВЧК в фильмах и книгах времён СССР имеет мало общего с реальностью.
История любит делать неожиданные повороты и без преувеличения аббревиатурой 2022 года можно назвать ЧВК. Звучит немного странно, но тот образ «музыкантов», который создаётся сейчас в официальных СМИ и патриотических каналах, во многом отсылает к опыту первых чекистов. Эффективные, смелые, способные решить самую сложную задачу, с весьма незамысловатым, но понятным обывателю кодексом чести. Оппозиционные ресурсы предлагают совершенно другую картину – можно вспомнить кейсы с вербовкой заключённых, кувалдой и задержанного недавно Павла Никулина.
Существует концепция, что в годы Гражданской войны сражались две России. Первая, «европейская», стремилась построить общество по западному образцу – «Государство для человека». Вторая, «азиатская», отстаивала концепцию «Человек для государства». Большевикам потребовалось пять лет, чтобы уничтожить или выдворить из страны своих оппонентов. И хотя НЭП сто лет назад вселял во многих оставшихся оптимизм, уже в 30-е гг. террор снова пришёл в дома советских граждан, причём под маховик репрессий попадали как зажиточные крестьяне, так и маршалы.
Актуален ли этот опыт для современной России? Закончился ли конфликт «европейцев и азиатов», красных и белых, славянофилов и западников? Наверное, когда элита, пресловутые ЛОМы, да и простые россияне ответят на этот вопрос, мы наконец-то обретём столь актуальный сейчас образ будущего и сможем объяснить себе и соседям, какую страну мы хотим построить.